«Слово – не воробей…»  или  «Язык мой – враг мой…».

 

     Не знаю, правда, стоит ли рассказывать эту историю… ну, да ладно, собачник – поймёт, а несобачники сюда не ходят.

Скажу только: в более дурацкой ситуации я в своей жизни не бывала, и, надеюсь, больше не буду. Итак.

 

     Возвращаюсь с алиментным щенком домой, в Ленинград. В купе, напротив меня, скучает величавая матрона, да с верхней полки слез, и скромно примостился «с краешку» эдакий мужичок-сморчок: лапки на коленочках сложил, делает вид, что его тут нет.

     Ночь в поезде прошла спокойно, ехать ещё долго. Эрделёныш ведёт себя идеально, никому не докучает. Потому матрона настроена ко мне благосклонно, и от нечегоделать проявляет вежливое любопытство: что за щенок…  а как называется…  эрдыр-тр-тр-тьфу, придумают же… так их ещё и чесать надо!!! …   и так далее.

     Отвечаю, что зато порода  красивая…  и тыды и тыпы… а щенок – сыночек моего пёсика. И про правила наши толкую: они оттуда, со своей собачкой - к моему пёсику… а теперь вот я – за это, щеночка от них - к себе везу.  На что тётя, очнувшись, искренне удивилась: «а что, в Ленинграде собак мало?»

     В общем, стучат колёса, мелькают пейзажи, а мы неспешно беседуем в галантерейном стиле.

     Я, как всегда, заменяю «неприличные» для них слова «кобель» и «сука» на более приемлемые - «девки-мальчики». Пока, наконец, тётя не задаёт очередной вопрос, почему у меня именно – ОН, именно эрдель, и почему не хочу другую породу?

     Собачнику, ясен пень, я бы ответила, что я – убеждённый кобелист,  породу люблю именно за пушистые лапы, и другой мне не надо. Но, сидящей напротив Просто Тётке, я, забыв подумать, беспечно брякнула: «нее, я люблю мужиков, и с волосатыми ногами…» … … … 

 

…Надо было видеть её лицо, умирать буду – не забуду!..

Сморчок взвился… мухой взлетел на верхнюю полку, упал лицом к стенке, и до города я его больше не видела.

Зато Тётка – молодец! Кремень! Когда справилась с лицом, даже продолжила светскую беседу.

 

ПыСы: Окончательно я для неё «умерла» чуть позже, когда на её благодушное: ничего, мол, замуж выйдешь-пойдут дети-остепенишься, я ответила, что вообще-то, моему сыну уже четырнадцать…

Она поняла, что я-таки  безнадёжна. И замолчала совсем.