«Слово
– не воробей…» или «Язык мой – враг мой…».
Не знаю,
правда, стоит ли рассказывать эту историю… ну, да ладно,
собачник – поймёт, а несобачники сюда не ходят.
Скажу только: в более дурацкой ситуации я в своей
жизни не бывала, и, надеюсь, больше не буду. Итак.
Возвращаюсь с алиментным
щенком домой, в Ленинград. В купе, напротив меня, скучает величавая матрона,
да с верхней полки слез, и скромно примостился «с краешку» эдакий
мужичок-сморчок: лапки на коленочках сложил, делает вид, что его тут нет.
Ночь в поезде прошла
спокойно, ехать ещё долго. Эрделёныш ведёт себя идеально, никому не докучает.
Потому матрона настроена ко мне благосклонно, и от нечегоделать проявляет
вежливое любопытство: что за щенок… а как называется… эрдыр-тр-тр-тьфу,
придумают же… так их ещё и чесать надо!!! … и так далее.
Отвечаю, что зато
порода красивая… и тыды и тыпы… а щенок – сыночек моего пёсика. И про правила
наши толкую: они оттуда, со своей собачкой - к моему пёсику… а теперь вот
я – за это, щеночка от них - к себе везу. На что тётя, очнувшись,
искренне удивилась: «а что, в Ленинграде собак мало?»
В общем, стучат колёса,
мелькают пейзажи, а мы неспешно беседуем в галантерейном стиле.
Я, как всегда, заменяю
«неприличные» для них слова «кобель» и «сука» на более приемлемые - «девки-мальчики».
Пока, наконец, тётя не задаёт очередной вопрос, почему у меня именно – ОН,
именно эрдель, и почему не хочу другую породу?
Собачнику, ясен пень,
я бы ответила, что я – убеждённый кобелист, породу люблю именно за пушистые
лапы, и другой мне не надо. Но, сидящей напротив Просто Тётке, я, забыв
подумать, беспечно брякнула: «нее, я люблю мужиков, и с волосатыми ногами…»
… … …
…Надо было видеть её лицо, умирать буду – не
забуду!..
Сморчок взвился… мухой взлетел на верхнюю полку,
упал лицом к стенке, и до города я его больше не видела.
Зато Тётка – молодец! Кремень! Когда справилась с
лицом, даже продолжила светскую беседу.
ПыСы: Окончательно я для неё «умерла» чуть позже,
когда на её благодушное: ничего, мол, замуж выйдешь-пойдут дети-остепенишься, я
ответила, что вообще-то, моему сыну уже четырнадцать…
Она поняла, что я-таки безнадёжна. И замолчала
совсем.
|